Я киваю.

– Ну что ж. Какая огромная честь для тебя быть в присутствии столь богоподобного величия. – Он встает из-за стола и кланяется. – Полагаю, она также наказала тебе никогда не заходить в мой кабинет.

К моему большому облегчению, он швыряет заостренную ручку на стол. Затем садится прямо на тот же стол, умостившись между стопками черных «молескинов» с монограммами. Он смотрит на меня стальными голубыми глазами, один из которых я видела вчера сквозь щель под дверью, хоть я и не могу сказать, какой именно.

– Я не хотела вас беспокоить, – объясняю я. – Просто услышала голос. Я не знала, что ваш кабинет находится за стеной. Я сидела в библиотеке и читала книгу.

– Книгу? Ну и что ты читала?

– Она о ребенке, у которого нет ни матери, ни отца, прямо как у меня.

– О да. Все ясно. «Большие надежды». Вундеркинд.

– Вундеркинд, – повторяю я.

Это слово я знаю. Меня так уже называли. Оно значит: умная, интеллигентная. Опережающая сверстников в развитии.

– Очевидно, – отвечает он.

Затем он принимается расхаживать перед столом, время от времени поглядывая на меня своими пронзительными глазами.

– Значит, ты любишь читать.

– Да, люблю. – Колени у меня все так и трясутся, но они явно не связаны со ртом, потому что, несмотря на свой ужас, я все еще способна говорить.

– Почему ты любишь читать? – спрашивает мистер Гримторп.

Он такой высокий и угловатый, что кажется, будто он целиком состоит из острых углов, и все же в движениях его есть своеобразная грация. И он ждет моего ответа на свой немыслимый вопрос.

Я отыскиваю в уме, что сказать, и в конце концов на поверхность всплывает идея.

– Чтение помогает мне лучше понимать многое в жизни. И людей. Еще мне нравится путешествовать в иные миры.

– Что, не нравится тот мир, в котором ты живешь?

– Нет, не всегда.

– Хм, – фыркает он и опирается локтем на одну из стопок «молескинов». – Значит, у одного мизантропа и одной девочки есть кое-что общее.

Внезапно его лицо затуманивается, как летнее небо перед дождем. Какое-то время я медлю, чтобы набраться смелости, и наконец говорю:

– Вот я рассказала вам, почему я читаю. А вы почему пишете?

Он чешет голову, замешкавшись.

– Я пишу, чтобы доказать, что я так могу, и чтобы изгнать своих демонов. Мое имя будет овеяно скандальной славой, как и имена всех писателей из моей библиотеки – in perpetuum.

– Что это значит?

– Вечно, – отвечает он.

– Но вы уже очень известный писатель. Разве этого мало?

Его руки скрещиваются на узкой груди.

– Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты до жути искусно сыпешь соль на рану?

– Моя бабушка говорит, что соль помогает очищать все от грязи.

– Хм! Мне она то же самое сказала, – отвечает он. – Они не знают, что ты здесь, не так ли? Твоя бабушка и моя жена.

Я качаю головой.

– Им это не понравится, – продолжает он. – Великого Писателя нельзя беспокоить. Он непостоянный. Непредсказуемый. Злой, уже немолодой, недавно завязавший с выпивкой творческий тиран, склонный к срывам без уважительной причины. А что хуже всего, он занят переосмыслением детективного жанра для современной эпохи.

– Так вы пишете новую книгу?

– Конечно пишу. А ты думала, для чего, по-твоему, все эти «молескины»? – Гримторп хватает один из маячащей позади него кучи, приближается ко мне и вкладывает блокнот мне в руки.

Я осторожно открываю блокнот на случайной странице. Он заполнен беспорядочными, нечеткими каракулями. Даже сосредоточившись на словах, я не могу разобрать, что тут написано. Оно либо написано на другом языке, либо при помощи какого-то кода, который я не могу расшифровать.

Прежде чем я успеваю спросить об этом, он выхватывает блокнот из моих рук, захлопывает и кладет обратно на покачивающуюся стопку.

– Знаешь, это так непросто – замыслить шедевр. Придумать книгу, которая выдержит испытание временем.

Его голос утратил все свое рычание и резкость. Он вдруг стал похож на капризного мальчика-акселерата. Мне вспоминается момент, когда я впервые увидела Фаберже в гостиной внизу – инкрустированное драгоценными камнями сокровище, скрытое под многолетней грязью, и все же я увидела его таким, каким оно было.

– Важнее всего полировка, – говорю я. – Чтобы раскрыть блеск большинства вещей, особенно шедевров, нужно хорошенько оттереть с них всю грязь.

Мистер Гримторп смотрит на меня прищуренными глазами. Делает два шага в мою сторону, затем приседает, чтобы его лицо оказалось на уровне моих глаз. Он на расстоянии вытянутой руки, и все же я не боюсь. Уже нет. Я вижу его таким, какой он есть. Он не тролль и не монстр. Он всего лишь человек.

– Ты у нас ребенок-философ? – спрашивает он. – Придворный шут? Дурочка при царе? Та, что говорит людям то, чего другие сказать не осмеливаются?

– Бабушка говорит, что я мудрая не по годам.

– Ах да, горничная, которая знает все. И тоже блестит под своей патиной. – Он выпрямляется. – Можешь навещать меня в любое время, при условии, что ты не будешь путаться под ногами.

– Ваши ноги совсем не такие большие, как я себе представляла, так что не запутаюсь, – отвечаю я. – Мистер Гримторп, могу я задать вам еще один вопрос?

– Можете, мисс Пип.

– Где та женщина в синем платке и перчатках? Ваш личный секретарь.

– В своем кабинете, выполняет мои указания, – отвечает он.

– Она перепечатывает ваши «молескины»? Я то и дело слышу, как кто-то печатает.

– Естественно.

– И это все, чем она занимается?

Вот тогда это и происходит. На его лицо снова набегает туча, а глаза превращаются в щелочки.

– Да кем ты себя возомнила? Конечно же это все, что она делает! А ну уходи! – ревет он.

Я прирастаю к месту. Бежать хочется, но я словно в камень превратилась.

– Ты меня хорошо слышала или ты кретинка? Я сказал: вон! – рычит он.

Мои ноги наконец отрываются от пола, и я выбегаю из комнаты. Потайная дверь захлопывается за моей спиной и снова превращается в стену из книг. Я стою в библиотеке, запыхавшаяся, одинокая, кровь стучит в висках. Я понятия не имею, что я сделала не так, чем его обидела.

– Молли? – слышу я певучий голос бабушки, эхом доносящийся с лестницы. – Прости, что прерываю чтение, но ты можешь сейчас спуститься? Время чая!

– Иду! – кричу я.

Я беру книгу с кушетки и кладу ее обратно на дальнюю полку. Бросаю последний взгляд на луч света, льющийся на пол из скрытого за стеной кабинета. Затем, чувствуя тошноту, выбегаю из библиотеки и спешу в безопасную гавань – к чаю и бабушке.

Глава 10

Итак, мы снова в лобби отеля: я, мистер Сноу и Анджела. Пожарная сигнализация умолкла. Порядок восстановлен.

Мы смотрим на пустое место на ресепшене, то место, где менее часа назад стояла одна только коробка для документов. Внутри ее были: первое издание самого знаменитого романа мистера Гримторпа, его перьевая ручка, черный «молескин» с монограммой и благодарственное письмо для мисс Шарп.

– Коробка, – говорю я. – Она была прямо здесь… а теперь ее нет.

– Видишь? – произносит Анджела. – В наши дни нельзя терять бдительность. Преступники повсюду.

– Во всем этом нет ничего криминального, – говорит мистер Сноу. – Очевидно, Серена спешила. И она ушла с коробкой, за которой и приходила. Анджела, не надо превращать все в заговор.

В этот момент сквозь вращающиеся главные двери «Ридженси гранд» проталкивается Шерил. Ее неряшливая швабра то и дело задевает постояльцев, когда Шерил, шаркая ногами, направляется в нашу сторону.

Остановившись поблизости, она опирается на швабру.

– Проклятая пожарная сигнализация. Лучше бы избавиться от нее.

Мистер Сноу снимает очки и массирует переносицу.

– Шерил, в безопасном отеле постояльцы спят лучше, – произносит он. Это прямая цитата из моего «Руководства и справочника горничной», и, услышав, как мистер Сноу повторяет мои слова, я переполняюсь гордостью.