– Чуть больше года. Он взял меня личным секретарем после того, как мой предшественник скончался. Теперь, когда его нет, я понятия не имею, что мне дальше делать.

Именно в этот момент в лобби является Шерил, она водит перед собой обесцвеченной шерстяной шваброй. Ради всего святого, зачем в лобби еще одна горничная, которая тоже должна быть наверху? Очевидно, то же самое приходит на ум мистеру Сноу, ведь он смотрит на Шерил с крайним пренебрежением. Он открывает рот, но не успевает окликнуть ее, как до наших ушей доносится пронзительный звук. Мои руки взмывают, чтобы спасти мои собственные уши. Спустя миг я осознаю, что это сработала пожарная сигнализация. Постояльцы и сотрудники отеля вокруг меня вздрагивают и кидаются к дверям.

Я чувствую руку на своей руке – это Анджела ведет меня к выходу из отеля. Нас уже окружают толпы гостей, и все, как и мы, проталкиваются через вращающиеся двери. Вскоре мы оказываемся снаружи, на шикарной алой лестнице; здесь визг сигнализации уже не так оглушителен.

Вокруг нас покачивается людское море.

– Что происходит?

– Что-то случилось?

– Пожар?

В сердце хаоса мистер Престон призывает к спокойствию и спускает людей вниз по лестнице на безопасный тротуар.

Но тревога прекращается так же внезапно, как и началась. Из вращающихся дверей на лестницу выбегает мистер Сноу, крича:

– Все в порядке! Ложная тревога! Прошу, возвращайтесь в «Ридженси гранд».

До меня доносятся возгласы облегчения.

– Заварушка что надо! – говорит Анджела.

– Не соглашусь, – отвечаю я. – Меня это очень встревожило.

– Да ладно тебе, все закончилось. Давай-ка назад.

Я следую за ней вверх по лестнице и через вращающиеся двери. Мы вновь собираемся все у того же ресепшена.

Подбегает мистер Сноу, взглядом обыскивая лобби.

– Куда она пошла? – спрашивает он. – Где Серена?

– Знаю столько же, сколько и вы, – отвечает Анджела.

И тогда я обращаю внимание на стойку ресепшена. Похоже, исчезла не только мисс Шарп, но и коробка с редчайшим первым изданием.

Глава 9

Ранее

Память переносит меня обратно в крошечную кухню, где я в детстве так часто обедала с бабушкой, в утро после того, как меня увидел стальной глаз тролля, живущего за стеной библиотеки Гримторпа. Испугалась ли я? Да. Сбежала ли? Точно. Но зато меня не съел тролль. Я не обратилась в камень и не растаяла в дыму. Я повстречалась с монстром и выжила.

Я болтаю маленькими ногами под нашим деревенским потертым кухонным столом. На него бабушка ставит две дымящиеся тарелки овсянки с корицей. Я вдыхаю аромат, который и по сей день ассоциируется у меня с добротой и домом.

– Бабушка, если бы у тебя было богатство, на что бы ты его потратила? – спрашиваю я, уплетая горячую кашу.

– На частную школу для тебя, на добрых и терпеливых учителей. На небольшой домик, который мы могли бы назвать своим, с камином и двумя креслами перед ним. И чтобы никаких домовладельцев и их счетов.

– Будь мы богаты, мы бы каждый день пили чай со взбитыми сливками?

– Каждый день.

– Расскажи мне еще раз, бабушка. Что случилось с моей матерью?

Вопрос возникает из ниоткуда и застает ее врасплох. Бабушка откладывает ложку, говорит:

– Твоя мать бросила нас.

– Я это знаю, – отвечаю я, пытаясь вызвать в памяти воспоминания о мамином лице, но у меня не получается.

Все, что я могу представить, это ее фотография в рамке, которую бабушка хранит в гостиной. Фотография была сделана, когда моя мама была всего на несколько лет старше меня теперешней.

– В душе твоей матери жили демоны, – говорит бабушка. – Она заблудилась в лабиринте, как это иногда бывает с людьми. К тому моменту, как я поняла, что ее увлекла непутевая жизнь, было уже слишком поздно ее спасать.

Я думаю о тролле, живущем в поместье. Похоже, он не такой страшный, как демоны моей матери или ее же непутевая жизнь. Можно бороться с монстрами, которых видишь, или убегать от них. Но от незримых, увы, ни за что не сбежать.

Я ковыряю ложкой в тарелке.

– Бабушка, что будет со мной, если ты умрешь?

Ее глаза округляются.

– Моя дорогая девочка, я никогда не умру.

– Это ложь, – говорю я и в знак протеста роняю ложку.

– Ты права. Однажды я все-таки умру. Но это будет не скоро. И, кроме того, даже когда меня не станет, я тебя не оставлю. Ты не сможешь меня видеть, но я всегда буду с тобой.

– Как привидение?

– Да. Как дружелюбный призрак, преследующий тебя до конца твоих дней. И напоминающий тебе чистить зубы после завтрака. – Она улыбается и касается моей щеки.

Я беру пустую тарелку и ставлю ее в раковину, затем мчусь по коридору в нашу крохотную уборную, где чищу зубы, как было сказано. Несколько минут спустя я встречаюсь с бабушкой у нашей входной двери.

– Мы едем в поместье, – говорит бабушка и приседает, чтобы завязать правый ботинок. Закончив, она смотрит на меня, ее глаза прищурены и будто остекленели. – Молли, обещай, что скажешь мне, если тебе не понравится в поместье.

– Не понравится? Бабушка, мне там хорошо. Я люблю убираться.

– Ты, конечно, произвела хорошее впечатление на миссис Гримторп тем серебром, которое начистила вчера. Она назвала тебя послушной и угодливой, что в ее устах звучит как высшая похвала. Сегодня у нее будет для тебя сюрприз.

– Сюрприз? Какой сюрприз?

Бабушка поднимается и щиплет меня за щеку:

– Потерпи немного, и ты все увидишь.

Вместе мы отправляемся в долгий путь. Всю дорогу я представляю, какой сюрприз может ждать меня от такой, как миссис Гримторп. Старая серая пижама? Кусок угля в штопаном чулке? Волосатый паук в банке?

Но когда миссис Гримторп открывает тяжелую входную дверь поместья, то сразу же объявляет:

– Мы с твоей бабушкой поболтали на днях, пока ходили по магазинам. И кое-что решили.

– Насчет чего? – спрашиваю я.

– Насчет тебя, – отвечает миссис Гримторп, и ее глаза сужаются до точек, пришпиливших меня к месту, как бабочку к пробковой доске. – Мы с мистером Гримторпом всегда верили, что от вредных привычек можно избавиться и что воспитанный, хорошо образованный ребенок предпочтительнее ленивого оборванца.

– О-Б-О-Р-В-А-Н-Е-Ц. Это значит: сорванец?

– Или бездельник, – добавляет бабушка.

– Или тот еще свинтус, – серьезно подытоживает миссис Гримторп.

– Миссис Гримторп говорит, – объясняет бабушка, – что все дети – и даже взрослые – способны к обучению; просто к некоторым нужен свой подход, и его не всегда может предоставить школа или другое учреждение.

– Но ни один человек, будь то взрослый или ребенок, не должен упускать шанс стать лучше, – добавляет миссис Гримторп.

– Включая вас, миссис Гримторп? – спрашиваю я.

Руки миссис Гримторп упираются в талию, острые локти опасно выступают вперед.

– Да будет тебе известно, – фыркает она, – что перед тобой стоят целых две женщины, которые пожертвовали многим ради блага любимого человека, и когда-нибудь ты поймешь это, хотя уже ясно, что в твоем мозгу столько детской чепухи, что ни для чего другого не остается места.

– Миссис Гримторп пытается сказать, – прерывает ее бабушка, – что вчера ты так хорошо поработала над серебром, что она, в своей бесконечной доброте, хочет тебя наградить. Вы ведь это имели в виду, миссис Гримторп?

Лицо миссис Гримторп перекошено так, будто сделанный мне комплимент вполне может ввергнуть ее в нервный припадок.

– У нас наверху есть библиотека, – говорит она в конце концов. – Она доверху забита книгами. Мы с мистером Гримторпом всегда полагали, что книги могут реабилитировать кого угодно. Я так понимаю, ты любишь читать.

Я многократно киваю.

– Вот и хорошо. Отныне полдня ты будешь полировать и чистить, а вторую половину дня – читать. Раз ты не можешь посещать школу, меньшее, что ты можешь сделать, – это заняться самообразованием.

Я не могу поверить в то, что слышу. Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я смотрю на бабушку в поисках подтверждения – та улыбается и кивает.